[homestuck]

Автор:  tinami
Фандом: Homestuck
Пэйринг: Dave/ John
Рейтинг: NC-17
Жанр: слэш, PWP, POV, аушка
Предупреждение: полный ООС ребятки и, пожалуй, фетишизм овер9000. Мой хэдканон и повествование от морды лица Дэйва. +немного мата. МНОГОБУКОВ.
Дисклеймер: все персонажи и фендом принадлежат Эндрю Хасси
Посвящён: человеку, который попросил меня написать что-нибудь абстрактное на фразу "мой член встал как эйфелева башня". Чел, ты сам виноват.

read now motherfuckers

Это был мой далеко не первый раз с Джоном, и, стоит поверить на слово, когда я говорю «далеко не», это значит, что мы занимаемся этим действительно много и часто. Реально много и реально часто, да.
Часто. Если говорить о движениях, которые мы совершаем, то частота просто зашкаливает на явно центростремительном ускорении. И центром в конце концов становимся мы сами, утопающие в головокружительном движении тел, мокрых и горячих, под громкую музыку, орущую на весь дом, но не заглушающую стонов ни на децибел.
И я не знаю, какие чувства побудили Эгберта во время очередного нашего движения навстречу центру сказать, что он бы всё для меня сделал, о чём бы я ни попросил, но я твёрдо решил воспользоваться этим. И решение было таким же твёрдым, как мой член, напрягшийся после этих слов, сказанных в моё ухо не совсем решительным, но уверенным голоском парня, вот-вот собирающегося кончить мне в ладонь.

-Д… Дэйв, ты уверен, что мне стоит это делать?
-Да! Да, малыш, уверен так же, как был уверен в детстве, что Санта это жирный маньяк-педофил, который сажает всех детей на коленки и платит им за это конфеткой! Только выйди уже из-за двери, если ты поинтригуешь меня ещё хотя бы минуту, то я сорву с тебя это чёртово платье и трахну раньше времени, чел, обещаю, - мне явно не терпелось увидеть своего бест бро.
-Ох… Раз ты так говоришь…
И он вышел. Встал передо мной, в замешательстве улыбаясь. Если он не знает куда деваться, то он улыбается. Его улыбка – выход из всех проблем, но не в этот раз. Сейчас ему было действительно некуда деваться. Не нужно было снимать с меня очки, чтобы догадаться, что я откровенно палюсь на него, оценивающе осматривая и прикидывая, с чего бы начать и с какой стороны бы подобраться. К чему бы приложить свои руки сперва и до чего коснуться в завершение. Ему не скрыться от моего взгляда. Пока я размышлял, он приблизился сам.
-Ну как? По-моему, ужасно, я так некомфортно себя чувствую, ох! Это смущает, Дэйв…
Он что-то ещё протараторил, беспорядочно осматривая углы комнаты и не зная, за что зацепить взгляд, но слова не доходили до меня. Мой взгляд привлекал вид оголённых плеч, выпирающих ключиц и белоснежной кожи, на которой, должно быть, особенно отчётливо виднеются засосы, если их оставлять. Но по каким-то причинам у меня это никогда не выходило – оставить красный засос на шее. Свою метку. Лишнее доказательство того, что этот парень – мой.
Я стоял достаточно близко, чтобы увидеть из-за складывающейся на груди ткани от чего-то уже отвердевшие соски и уж там-то красовался засос, оставленный мною в тот самый раз, когда желание нарядить Эгберта в платье сорвалось с губ и закрепилось смачным поцелуем. Я провёл руками по ягодицам, приподняв подол юбки – моё тело сообщило, что ему это по нраву. Выдохнул, предвкушая продолжение собственных действий.
-Идеально, мне уже не терпится снять с тебя это, Эгберт. Хотя я вижу необходимость подразнить самого себя, чтобы было интереснее. Начнём с разогрева, ты не против? Не сразу же мне тебя жарить, надо бы и разморозить. Хах.
Грёбаный извращенский извращенец, живущий во мне, показывал змеиный язычок, удовлетворённо прищуриваясь, пока я приподнимал и опускал подол платья, щекоча ногу оробевшего Джона, и заставляя чувствовать его, наверное, дикую неловкость. Сам же, неприкрыто получая удовольствие, я даже снял очки с той целью, чтобы в моих глазах читались все мои желания и чтобы в расширенных от дозы такого кайфа зрачках отражался тот самый Джон, который так меня возбуждает. Пока он мотал головой в знак согласия, я упивался прикосновениями через тонкую ткань летнего, совершенно ничем не примечательного платья. На Джоне эта вещица смотрелась великолепно. Этот парень – мечта извращенца. Моя мечта. И я никогда ни с кем не поделюсь ею. Глотку перегрызу любому, кто покусится на это хрупкое доверчивое создание. Пусть Джон немного наркоман и неадекватный местами, а его действия часто несут за собой необъяснимый характер, это не делает его менее хрупким и тонко душевно настроенным. Это не делает его менее желанным и чертовски привлекательным. Хотя, казалось бы, худенькое бледное тельце. Но, когда я держу его в своих руках, ощущение власти накрывает меня с головой, как волна накрывает сёрфера и он зачастую неотвратимо падает с доски и идёт ко дну.
Он так сильно смущается. Румянец уже в первые минуты загорелся на его щеках, глаза заблестели. О, эта его привычка и готовность заплакать от непомерно большого смущения, в которое я так люблю приводить. Я не люблю, когда он плачет, поэтому всегда нарушаю границы дозволенного мягко, чтобы он не заметил. Но блестящие глаза – это нечто особенное.
- Ляг на кровать, Джон, и не прекращай смотреть на меня. Слышишь? Не отводи от меня своих голубых глаз, я хочу утонуть в них, как в море, - шептал я. Он только захотел мне ответить, но я не дал это сделать, прикрыв ротик долгим сладким поцелуем, во время которого уложил Джона на лопатки.
Так, с чего бы начать?
Я приложил ладонь к его паху, с удовольствием обнаружив напряжение члена. Член под юбкой. Клянусь, что мысль о членах под юбками ранее для меня не была такой привлекательной и уж тем более возбуждающей. Эгберт смотрел на меня послушно, его вскинутые брови говорили об удивлении. Но стоит ли просто удивляться происходящему, Джон? Он всегда полностью доверял мне, даже сейчас, неуверенный в правильности происходящего. Будь у меня хоть где-то совесть, я бы постыдился, но не сейчас. Я не дам какой-то совести испортить мой убийственно грешный триумф. Единственная совесть, которую я допускаю, это та, которая лежит подо мной в платье и сглатывает комок в горе, пока я смотрю на двинувшийся кадык и приоткрываю свой рот от восхищения детальным зрелищем и желания поцеловать этот двинувшийся бугорок. Наклоняюсь.
-Мне кажется, что я делаю что-то…грязное. Мне так стыдно.
-Успокойся, - отвечал я ласково и вкрадчиво, почти не узнавая свой спокойный голос, он звучал ровно и уверенно, вопреки тому, что моё сердце было готово выпрыгнуть прямо из штанов. – Единственный, кто делает тут «что-то грязное» - это я. И, Святые из Бундока, я от этого ниибически кайфую. Я хочу тебя.
-П… правда, я тебе так нравлюсь? – он ещё раз сглотнул (возбуждаюсь даже от такого, ну надо же!). – Я боялся выглядеть нелепо.
Моя рука легла на его щеку. Горячо.
-Ещё ни одна нелепость так сильно меня не возбуждала.
-Я возбуждаю тебя одним своим видом?!
-Мой член уже стоит, как грёбаная Эйфелева башня, и готов сломать зубы ширинке, которая чудом удерживает этого зверя. И всё благодаря тебе, чувак. Нужны доказательства – потрогай.
-Дэйв!
Кажется, моя безусловно ироничная проникновенная речь убедила его. Господи, он смутился ещё сильнее, разве это было возможно?
Я терял контроль над собой, постепенно приобретая контроль над Джоном. Разбираться, что от чего зависело, было бесполезным делом. Держать язык за зубами становилось сложнее, я люблю «подбадривать». Когда ты шепчешь слова во время секса, то чувствуешь всеми частицами тела, как они произносятся. Когда ты комментируешь свои действия или открыто заявляешь о желаниях, то ощущения увеличиваются многократно. Слова, такие же горячие, как и дыхание. Такие же горячие, как и мои желания. Такие же горячие, как волны, которые отдаются внизу моего живота.
Уровень фетишизма во мне рвал шаблоны. Уровень возбуждения рвал ширинку.
Парень в платье, парень в платье… извращенно ли это настолько, чтобы сравняться с плюшевыми хуями?
Нет. Это прекрасное зрелище. «Боже мой, как же я хочу его, своего лучшего друга, как же я безумно хочу услышать его продолжительные стоны», - думаю я и зажимаю его соски через ткань. Прикосновения через ткань – это вообще ахуенная штука. Как раз для меня. Я получаю то, что хочу, одним движением рук. Приспустив лямки платья, я целую соски, обвожу недавние засосы языком и наслаждаюсь голосом Джона. Я давно заметил, что чем сильнее сжимаешь твёрдую плоть губами, тем продолжительнее и слаще становится стон. Шерлок Холмс бы позавидовал моей наблюдательности и чуткости, которые я проявляю во время занятий любовью.
Ещё мне всегда нравилось зажимать соски между предварительно смоченными средними и большими пальцами. Это давало мне возможность привстать и посмотреть на картину свысока. Что я, собственно, и делал сейчас.
Джон послушно не отводил от меня взгляда, он кусал и облизывал губы, пересыхающие от частого горячего дыхания, иногда закрывал глаза, но всё время старался смотреть на меня, как я и просил. Он действительно на всё готов. Со временем не отводить взгляд давалось тяжелее. Он тоже терял контроль, но по-своему. Совсем скоро мы оба его потеряем. Но зато, я знаю, мы найдём друг друга. Как бы это пидарски не звучало.
В комнате тишина, светло, середина дня.
-Может, лучше, включим музыку?
-Ни-за-что.
Я покачал головой, уголок губ дёрнулся в улыбке.
-Я хочу слышать твои стоны и только их. Хочу слышать, как ты хлюпаешь, как я стукаюсь о тебя. Хочу слышать своё имя из твоих уст, малыш. Хочу только эти звуки и никакие другие.
Ну и желания у меня. Хоть бы постыдился.
Наконец то. Я давно этого ждал. Приподнимаю платье снизу и начинается самое интересное.
Самое… погодите, что это?
-Джон, чел, бля… они что, женские?
Пуф! Эгберт вспыхивает как спичка. Да, под платьем на нём женские трусики.
Это же перебор! Или нет? Судя по тому, что я, как озабоченный долбоёб и японский хентайщик, глажу пальцами промежность парня в женских трусах, наблюдая за реакцией, смотря в его лицо и наслаждаясь происходящим, да, это не перебор, а совсем наоборот - то, что надо. То, что доктор прописал.
Врачи. По мне плачет Фрейд. Роуз бы сейчас по одному слову определила степень моей озабоченности и, как порядочная девушка, оставила бы меня наедине, не рискуя связаться со мной по скайпу.
«TT: Твои гормоны просто не находят себе места.
TG: мои гормоны как раз где им иместо
TT: Иместо? Ну-ну.
TG: это была ироничная ошибка
TT: Охотно верю.»
Да чтоб тебя, Лалонд, как ты была права! И как хорошо, что ты не знаешь, что я это признал.
-Ох, оу, фак. Эгберт, так вот ты какой на самом деле. А я, наивный, предполагал, что ты стеснительный милашка. Признаться, ты меня обрадовал тем, что не оправдал мои ожидания. Но…
-Но? – теряясь, переспрашивал Джон. Он-то знает, что от меня можно ожидать всего.
-Но ты всё-таки не оправдал моих ожиданий. Поэтому. Я буду…
Он всё ещё в стеснении зажимал ноги, но моя коленка мешала ему закрыться. Каждый раз, делая так, он только возбуждался сильнее и напоминал мушку, путающуюся в паутине.
-… я буду тянуть время.
Джон мучительно застонал, он сходил с ума, когда я долго не входил в него, и очень часто доходило до того, что он начинал умолять трахнуть его. Сегодня я намеревался довести парня именно до этой стадии.
«Я перегибаю с извращенством. Явно. Но почему меня это так не волнует?
-Дэйв Страйдер, вы приговариваетесь к жизни в Преисподней после смерти. Решение окончательное и обжалованию не подлежит.
-Ой, да как-то похуй мне на ваше решение», - мои мысли так же неуправляемы, как и я сам.
Я не заметил, как избавил его от уже ненужной одежды. Кого оно теперь волнует, когда передо мной предстаёт… стоп. Я хочу видеть его по-другому.
Встаю. Раздеваюсь. Это занимает пару секунд. Ложусь рядом.
-Малыш, я хочу, чтобы ты сел на меня сверху.
Ох, блять, пора бы подучиться тактичности.
-Дэйв, не так же прямо об этом заявлять.
-Иди сюда, учитывая то, что мы тут творим, прямота слов не имеет никакого значения.
Я принял его в свои руки. Ну, может, не совсем его, но за попу ухватился смачно. И тут же сжал.
Увидел, что ему нравится это, продолжил сильно сжимать и мять половинки в руках. Приподняв его над собой, я чуть было не вошёл в него, ткнувшись в колечко головкой члена, но тут вспомнил нечто очень важное…
-Ты великолепен, как на тебя ни смотри. Всё больше и больше хочу тебя, готов взять прямо сейчас, но ты же знаешь, что мне нужно тянуть время…
-Ах…нет. Только не это.
По его лицу было видно, что он забыл об этом и был готов впустить меня в себя. Опять сглотнул. Закусил губу.
Встав надо мной на четвереньки, Джон начал тереться попкой о мой член, я ласкал его. Это было исключительно мозговыносяще – не давать сесть на себя. Он стонал, но ничего поделать не мог. Постепенно стоны приобретали более умоляющий характер, он нарочно стонал мне в рот, чтобы я ловил его дыхание. И, в конце концов, я не выдержал первым:
-Хочешь, чтобы я вошёл в тебя? Отвечай.
-Да!..
-Желаешь это всем телом, хочешь почувствовать мой член в себе? Не боишься?
-Да, да, нет, - он стонет и отрицательно мотает головой, слишком сильно показывая своё нетерпение. Такое его поведение как бальзам на душу. Чувствую, теперь он в моей власти.
-Умоляй.
Его голос подрагивал, это были замечательные звуки. Что-то заложило мои уши, и я сквозь неясный шум слышал, как Джон умоляет. «Дэйв, пожалуйста, Дэйв… Дэйв, войди в меня, я хочу этого, хочу. Я хочу тебя… ну же, трахни!»
С меня хватит. Больше не могу это терпеть. И плевать, что я сам это придумал.
Вхожу. Чувствую сжимание со всех сторон. Делаю пробные толчки, слышу стоны. Малыш получил то, что хотел. Теперь моя очередь получать своё. Я сжимаю ягодицы в руках, придерживая. Джон скачет на мне, забыв про стеснения. Он хочет. Он получает. Его желание воплощается в реальность. Я наблюдаю и сжимаю его сильнее, чтобы почувствовать напряжение. Мы оба теряем контроль.
-О Боже, о Господи…
Взывает Джон.
-Хэй… не уверен,.. что это он… тебя так… трахает… что ты так вспоминаешь его.
Я говорю, а дыхание сбивается по мере движений. Слова вылетают отрывками на лад «прыг-скок».
-Дэйв, Дэйв… Дэйв.. О, да, Дэйв… Не останавливайся, охх… Дэйв…
Тут же исправляется Джон.
-И не думал… останавливаться.
И я остаюсь доволен, хотя вообще-то и не намекал ни на что. Но удивительно, как возбуждает собственное имя, сказанное в такой ситуации.
Переворачиваю его на живот. Вижу, как подушками пальцев Джон вцепляется в кровать. Он никогда не зажимает простыни и не мнёт их в своих руках.
Выгибает спинку и приподнимается, чтобы мне было удобно. Он похож на кошку, которая в мартовский период особенно хочет получить порцию своей весенней любви.
-Хороший мальчик.
Хлопаю его по попе. Мне это нравится, хлопаю ещё с характерным звуком, Эгберт смущённо стонет, но не имеет ничего против. Вхожу. Я снова двигаюсь, вскоре хлопки раздаются совсем другие. Мокрые. Гулкие.
Обхватываю бёдра, силой натаскивая на себя Джона, надеюсь, на нём не останется синяков от моих пальцев. А даже если останутся, то не страшно. Сейчас ему не больно.
Забываю обо всём. Абонент временно недоступен. Помню только безумные движения, толчки, хлюпанья, стоны и своё имя.
«Дэйв, Дэйв…»
«Джон, малыш…ты великолепен, ты мой, мой, мой, только мой… Ебать, как это круто… Всё, что сейчас происходит, слышишь? Я люблю тебя. Люблю безумно…»
Что я ещё шептал? Вот уж точно безумно. Всё это было так же безумно, как вторая часть фильма «Адреналин».
«Дэйв!»

Мы лежим в одной кровати, не прикрытые одеялом. Всё ещё жарко, но уже не так, как было. Джон лежит на мне, я вожу руками по его спине, отдыхая.
Приподнявшись на локтях, он заглянул в мои глаза.
-А ты извращенец! Я не знал.
Весело улыбается. В сердце что-то кольнуло. Совесть ли?
-Со мной побудешь, и не такого узнаешь. Ещё смотри, опыта наберёшься, я-то тебя научу. Уму-разуму, хаха.
-И где же ты всему научился? Вот судя по тому, как ты меня… шлёпал… ты точно порно смотришь.
-Не будем это аргументировать, Эгберт.
-В смысле?
-Ну, распространяться об этом не будем, зачем тебе знать.
-Ты хотел сказать «афишировать», хаха, забавный, в словах потерялся.
Но ведь ничего смешного в этом нет, почему ты смеешься? Джон. Ты чертовски милый. Ты мил сейчас.
Я смотрю в его лицо – он мне улыбается.
Я пригладил его волосы, дотронулся до щёк руками. И смотрю, всё смотрю в глаза. Такие ясные, чистые. Он всегда невинный, даже после такого секса. В нём нет ни капли разврата. Во мне – есть. В нём – лишь чистота.
Чистота…
-Я буду защищать тебя, Джон. Ты под моей защитой.
-А? – хлопает ресницами, которые в светлой комнате отчётливо выделяются на его веках. Где-то в них путается свет, который проникает в радужку и остаётся там ярким сиянием, тонущем в голубизне глаз. Блин, осёл я, нужно было держать язык за зубами, а не выпаливать. Это ж не круто. – Ты милый такой, делать заявления. Охх, мне очень…
-Очень что?
Молчание.
-Хэээй, Джон, ты не договорил вообще-то.
Я прислушался к его дыханию, такому ровному и спокойному. Нет сомнений – он уснул.
В обеденное время. Голым. В моей комнате. Не договорив фразу. Назвав меня милым, в конце концов!
-Блин, Эгберт, ты такой Эгберт.